Антон Макарский «Когда мне было нечего есть, я брал гитару и шел в переход»
– Антон, для съемок в «Мушкетерах», так же, как и для вашей недавней
роли в многосерийном фильме «Пером и шпагой» по Пикулю, нужно уметь
фехтовать. Долго овладевали этим непростым видом спорта?
– У
нас был такой предмет в Щукинском институте – фехтование. Но, конечно,
на съемках был другой подход, более профессиональный. Пришлось
поучиться, конечно.
– Есть мнение, что продолжение любой истории всегда хуже оригинала. Раз так – нужно ли продолжение «мушкетеров»?
–
Я все-таки надеюсь, что это будет абсолютно новая работа. Не повтор, а
именно то продолжение, которого не надо бояться. Новая история про тех
персонажей, которых все любят и знают. И про молодых, жаждущих
подвигов, свершений и любви новых героев. Я уже общался с режиссером.
Имел удовольствие сниматься в его картине «Адам и превращение Евы».
Георгий Эмильевич – тот человек, которого я понимаю просто с
полунамека. И надеюсь, что понимание это взаимно. И наше понимание
приведет к тому, что мы сделаем в жизни много хорошего.
– Не обидно ли, что за вами прочно закрепилось амплуа героя-любовника?
–
У меня нет уверенности, что меня воспринимают именно так. Потому что в
тех картинах, о которых я говорил выше, у меня совершенно разные роли.
Автоугонщик Макс – криминальный парень. Антоша – учащийся английского
колледжа, очень положительный мальчик из «Кровавой Мэри». Шевалье Де
Еон – кавалер, задира, любитель женщин и выпивки. Я как раз везучий
человек. Меня не видят одинаковым ни режиссеры, ни зрители. Свою роль,
наверное, здесь сыграло то, что одновременно с мюзиклом «Нотр-Дам де
Пари», где я как раз был героем-любовником, по СТС шла «Бедная Настя».
Там я играл очкарика, мямлю и тетеху Андрея Долгорукого. Так что я
разный, и это радует.
– Вы занимаетесь не только кино, но и музыкальной карьерой. Не возникает ощущения, что вы несколько разбрасываетесь?
–
Нет. Абсолютно цельно работаю. Музыка – это тоже творчество. Мало того,
оно еще и полезно. Когда я пою, я отключаюсь, соответственно, отдыхаю
от съемок. А съемок много. Сейчас мы еще не играем спектакли! А было
время, когда я выступал как эстрадный исполнитель, снимался в кино, и
еще мы играли спектакль «Аршин мал алан» – с Машей Порошиной, Витей
Добронравовым и другими замечательными, талантливыми актерами, которые
сегодня стали очень популярными. Это был наш выпускной спектакль,
который мы возобновили через семь лет после выпуска из Щукинского
института и играли с огромным удовольствием. Сейчас перестали его
играть.
– Наверное, грустно было расставаться и с самой постановкой, и с коллегами по спектаклю?
–
Я никогда не грущу, вот в чем дело. Не списываю это на черствость
характера. Наоборот, я очень сентиментальный человек. Но когда я
прощаюсь с коллективом, с проектом, с учебой или еще с чем-то, я знаю,
что будет что-то новое. Не менее интересное! А заниматься чем-то одним
– это же утомительно. Был проект «Бедная Настя». Он шел 9 месяцев. А
сейчас у меня какое-то просто золотое время. Я получаю колоссальное
удовольствие от работы! Я живу настолько полной жизнью... Единственное,
не хватает времени на сон. Поэтому я сплю везде, где выпадает хотя бы
несколько свободных минут, – в поездах, машинах, самолетах, в коротких
перерывах на съемках.
– А вы любите себя на экране?
–
Нет. Не люблю. Есть какие-то вещи, за которые мне не стыдно, но в
большинстве случаев я очень критически отношусь к себе. Я самый большой
критик себя.
– Заметив очередное «не то» в себе, экранном, плачете? Или «грызете» себя изнутри?
–
Грызу. Плачу только от хорошего. Вот прихожу куда-то, что- нибудь
хорошее вижу – мультфильм «Русалочка», например, или что-то подобное и
начинаю плакать. От прилива чувств!
– Женская такая черта характера...
–
Неправда! Это ощущение счастья и гармонии. Они очищают, такие слезы.
Нисколько не стыжусь, что я сентиментальный. Тем более ничего женского
во мне точно нет. Если ты можешь ощущать красоту и пустить слезу
умиления – наоборот, это здорово. Это признак уверенности и силы. Чем
давить в себе эмоции.
– …или бить в стенку кулаками…
–
О, это я люблю! И стенки бить руками. И столы кулаками разваливать.
Благо силы в руках много. Особенно когда ругаюсь с Викой (Виктория
Морозова – жена Антона. – «НИ») люблю это делать. Была у нас квартира
на Арбате. Мы ее снимали, пока спустя 14 лет мытарств по Москве не
приобрели свою собственную. Там все стены были во вмятинах и стол
разломан пополам. Потому что иногда эмоции перехлестывают. И груша уже
в таких случаях не помогала. Хотя она у меня есть, боксерская. И это
тоже хороший способ разрядиться – поколотить грушу.
– Что
касается квартиры, то вы с Викой уникальные люди. Копили деньги на
собственное жилье, а потом взяли и всю сумму вложили в театральную
постановку…
– Да, мы копили деньги на квартиру довольно
долгое время. И тут возникла ситуация, что мы могли сделать тот самый
спектакль, о котором я рассказывал – «Аршин мал алан». Мы эти деньги
взяли и бухнули в этот проект. И не жалеем нисколько.
– Тем не менее «бомбой» в театральном мире ваш спектакль не стал.
–
А зачем? Мы не делали каких-то суперпиаров, раскрутки. Тем не менее зал
всегда был полным. Так называемое сарафанное радио – когда люди
говорили друг другу: замечательный спектакль, сходите, посмотрите –
работало на сто процентов. Мы получили колоссальное удовольствие от
работы!
– Но покупку квартиры пришлось отложить. Вы настолько не меркантильные люди?
–
Мы не меркантильны абсолютно. Мы считаем, нужно жить, чтобы в действиях
была гармония. Если есть гармония, правота, то все будет правильно. Не
думать про то, чтобы побольше срубить денег и почаще появляться на
экранах и в глянцевых журналах. Я искренне считаю, что цель актера и
того пути, по которому я иду, не быть знаменитым, а быть
профессионалом. Если есть популярность – замечательно, хорошо. Если
работа оплачивается, это счастье. Но если этих составляющих нет, не
надо за этим гнаться.
– А как без денег жить? Кушать-то хочется…
–
Кушать хочется. Но кушать всегда найдется. Когда мне было негде жить и
нечего было есть (был такой период в моей жизни после окончания
института), все равно я не умирал с голоду. Я брал гитару и шел в
переход. Наскребал на хлеб, на кефир и с удовольствием все это дело
съедал! Лицо при этом было во-о-о-от таким! В три раза больше, чем
сейчас.
– А счастье?
– Да и счастье было. Потому
что своеобразная свобода была. Опять же в свое время. Да, я переживал,
что не пошла жизнь так, как мне бы хотелось тогда. Меня не брали
сниматься в кино, например. Отчасти в тот период я из-за этого плюнул
на все и решил кардинально поменять свою жизнь. Ушел в армию, год
служил. Опять же не жалею. И там можно жить! И получать даже от этого
удовольствие! От того: «Рота! Подъем! 45 секунд!» – и побежал на
разминку. Потому что ощущаешь себя человеком-машиной, железным. Слава
Богу, что это время было. Сейчас… повторить я бы не хотел этого. Сейчас
у меня другой этап, другой период абсолютно. Но если возникнет выбор –
наступить себе на горло, но зато заработать много денег или идти своей
дорогой и что-то упустить из материальных благ, я выберу и сделаю
последнее. Если бы я гнался за деньгами, я бы уже, наверное, на
вертолете летал. Только ленивый прокатчик в свое время не предлагал мне
проехать по всем городам, срубить побольше денег на пике популярности
«Нотр-Дам де Пари». Но я отказался. Я выбрал кино.
– Один из
фильмов с вашим участием, который совсем скоро выйдет в прокат,
называется «В ожидании чуда». В вашей жизни настоящие чудеса
происходили?
– Вся моя жизнь – одно большое чудо. Я
провинциальный пензенский парень. Который живет в столице нашей Родины,
наслаждается ее красотами. И является востребованным актером. Разве не
чудо? Я живу с любимой женщиной, я любим. Это тоже чудо. Когда я был
нищим безработным актером, а Вика востребованной певицей, у которой
клипы шли по телевизору, песни звучали на радио, она вдруг потеряла
голос. И в эту же неделю я пою песню Belle, и это меняет нашу жизнь
кардинально. Чудо – это вообще вся жизнь.
